ПАТРИОТИЗМ

Чем больше я читаю очерки Ильи Эренбурга, тем больше понимаю, насколько он современен! Каждое его слово, четко и метко, бьет "не в бровь, а в глаз". В последнее время вокруг нас столько разговоров о патриотизме - правильный он или не правильный?; о фашизме - есть он в современном мире или это "российская пропаганда"? На эти простые, и в тоже время сложные вопросы, еще семьдесят лет тому назад дал ответы советский писатель-публицист Илья Эренбург. Отрывки из его очерка на эту тему я и предлагаю вашему вниманию:

 

 

"Нелегко вырастить плодовое дерево: много оно требует труда и забот. А чертополох невзыскателен. Гитлер, создавая свою "гитлеровскую молодежь", потворствовал самым низким инстинктам человека. Он не воспитывал, - он натаскивал, науськивал. Нельзя назвать патриотизмом мироощущение немца гитлеровской формации. Патриотизм обозначает любовь к своей стране, к своему народу. Как всякая большая любовь, патриотизм расширяет сознание. Подлинный патриот любит весь мир. Нельзя, открыв величие родной земли, возненавидеть вселенную. Безлюбые люди - плохие патриоты. А лжепатриотизм фашистов покоится на презрении к другим народам, он суживает мир до пределов одного языка, одного типа людей, одной масти.

Давно, еще до первой мировой войны, будучи подростком, я попал в Германию. Я восхищенно глядел на чудеса немецкой техники. Как-то я оказался в небольшом загородном ресторане. Был воскресный день. В беседке сидели немцы, сняв пиджаки, пили пиво и, привставая, что-то пели. Я прислушался, слова песни были: "Германия превыше всего". В ту самую минуту я понял, что, несмотря на опрятность берлинских улиц, несмотря на все достижения немецкой полиграфии или механики, Германия не "превыше всего", что в ее самоутверждении есть страшные низины человеческого духа.

 

Гитлер нашел подходящую почву для своей "расовой теории". Он легко внушил молодым немцам (сыновьям тех самых, что пели в беседке), будто они, и только они, - люди, а кругом "низшие расы", "недочеловеки". Приказчику из сигарного магазина было лестно почувствовать себя "сверхчеловеком", влезть на ходули и оттуда пренебрежительно взглянуть на мир. Что Париж? Магдебург лучше. Что Оксфордский университет? Прусская казарма почтенней. Что Лев Толстой? Автор порнографических романов Ганс Эверс пишет куда занятней.

 

В оценках культуры славянских народов гитлеровцы исходят из общего утверждения, что "славяне - низшая раса". Пражский университет - старейший университет Европы. Это не мешает немецким фашистам уверять, что "чехи - дикари". Музыка поляка Шопена для гитлеровского журнала "кудахтанье глупой курицы". Гитлер (человек глубоко невежественный и не способный прочитать книгу в сто страниц) говорит, что Лев Толстой "русских ублюдок".

 

"Расовая теория" прикидывается наукой: немцы любят научную терминологию. Шарлатан в Германии, придумав "теорию", с помощью которой можно выиграть в рулетку, пытается украсить свои выкладки ссылками на высшую математику. Немецкий народ, как и другие европейские народы, создался в итоге длительного скрещивания представителей разных племен, в частности среднеевропейский славян, заселявших некогда большую часть Пруссии. В книгах, изданных гитлеровцами, можно найти фотографии "лучших представителей северной германской расы". Однако ни уродливый Гитлер, ни колченогий Геббельс, ни тучный Геринг никак не похожи на "образцовых германцев".

 

Все знают, что гитлеровцы уничтожают национальную культуру других народов. Но необходимо отметить, что они обкорнали, принизили национальную культуру немецкого народа. Миллионы сердец освещала поэзия Гейне. Ее романтическая ирония была солью в стране, приученной к пресному хлебу. Гитлеровцы нашли, что череп Гейне неустановленного образца, и новое поколение Германии не знает даже имени Гейне.

 

Ограничив понятие национальной культуры рамками языка или условным определением "расы", Гитлер способствовал национальному одичанию Германии. Изгнание из университетов ученых, оказавших огромное влияние на развитие немецкой науки, во главе со знаменитым математиком Эйнштейном резко сказалось на понижении культурного уровня страны. Почему Германия должна была расстаться со многими из ее передовых умов? Да потому, что, согласно "расовой теории", они оказались не чистокровными германцами.

 

Наука была заменена лженаукой. Новые профессора, люди по большей части невежественные, придумывали "чисто арийскую физику" или "строго германскую математику". Фашистский профессор Эрвин Гек заявил: "Математика - это проявление северного арийского духа, его воля к господству над миром."

 

Советский патриотизм - естественное продолжение русского патриотизма. Русским всегда было чуждо пренебрежение к другим народам. Петра не унизило то, что он учился корабельному делу в Голландии. От этого он не перестал быть Великим. В восемнадцатом веке Франция шла впереди других народов, и книги Вольтера, попадая в русские захолустья, рождали первых вольнодумцев.

 

Гений Пушкина, столь органически русский, столь связанный всеми корнями с русской историей, с русской природой, с русской речью, был в то же время всечеловеческим гением. Пушкин страстно любил чужеземных поэтов: Шекспира, Шенье, Байрона, Мицкевича. Живопись Италии была откровением не только для большого русского художника Иванова, но и для его друга, великого Гоголя.

 

Мечников учился у Пастера, как у Мечникова учились многие ученые Запада.

 

Русский народ учился у других народов Европы, и он учил своих учителей. Русский роман преобразил всю мировую литературу: вне Толстого и Достоевского нельзя себе представить творческий путь любого французского или немецкого писателя. Русская музыка обошла самые глухие углы мира. Имена Менделеева, Лобачевского, Павлова известны каждому студенту Кембриджа или Сорбонны. Не было события в новейшей истории, настолько видоизменившего путь и лицо человечества, как русская революция.

 

В самые тяжелые времена русский народ не отчаивался в судьбе своей родины, горячо любил ее, отважно ее защищал - без злобы к другим народам, без дешевого зазнайства, без мнимо горделивых, а по существу рабских выкриков: "Мы превыше всего."

 

Наша советская родина досталась нам нелегко: ее мы оплатили кровью лучших, ожесточенным трудом целого поколения. Сколько нужно было распахать целины, застроить пустырей, преодолеть косности и суеверия! Мы не закрывали глаза на трудности. Мы знали и знаем, что многие деревья приносят плоды пятьдесят лет спустя после того, как они посажены.

 

Мы не ждали чудес, но верили в человеческую волю. И страна менялась у нас на глазах. Как дети радуются обновке, мы радовались всему - и помидорам под Архангельском, и постановке "Гамлета" в колхозном театре. Мы видели, как растут наши города. Но пуще всего мы радовались росту человека. Легко воспитать десять тысяч избранных за счет других, противопоставить просвещенной знати многомиллионное невежество. Мы хотели другого: света для всех. Мы были пионерами, а путь прогресса не шоссе с верстовыми столбами - его приходится прокладывать среди девственного леса. Перед нами был свет, и, порой, сбиваясь с пути, мы неизменно выходили на верную дорогу.

 

Каждый русский писатель самозабвенно любит русский язык. Но разве эта любовь мешала и мешает писателям понять красоту, силу других языков? Мы знаем, какую роль сыграл Кавказ в русской поэзии - от Пушкина и Лермонтова до Маяковского. Фашист ненавидит человека, у которого волосы другого цвета, который говорит на другом языке. Нас радует многообразие мира. Мы гордимся многообразием нашей родины.

 

Поэт советской эпохи Маяковский писал: "Я хотел бы жить и умереть в Париже, если б не было такой земли - Москва". Любовь к Парижу не заставила его отступиться от родной Москвы, но любовь к Москве помогла поэту полюбить и оценить Париж. Наш патриотизм помогает нам любить другие, далекие народы, понимать чужую культуру.

 

Для фашистов нет ни дружбы народов, ни боевого союза. Гитлеровцы презирают своих "союзников". Они швыряют им ордена, как кидают собаке кость, и за это вассальные народы должны проливать свою кровь. Румынский фашист готов перегрызть горло венгерскому, Муссолини, получив пинок от Гитлера, спешит дать затрещину Павеличу. Рядовой фашист ненавидит иноплеменного фашиста. Это - пауки в банке, которые хотят пожрать друг друга. Звериной злобе фашизма, его притеснению народов и людей, его унылой казарменной сущности мы противопоставляем свободный мир, сложный и разнообразный, где все языки смогут прославлять жизнь, творчество, труд, любовь.

 

Мы не переносим нашей ненависти к фашизму на расы, на народы, на языки. Я знаю, что девять десятых немецкой молодежи отравлены ядом фашизма, который поражает организм, как сифилис. Но никакие злодеяния Гитлера не заставят меня забыть о скромном домике в Веймаре, где жил и работал Гёте. Я люблю итальянский народ, и, беседуя с пленными итальянскими солдатами, я всякий раз радуюсь: фашизм в Италии не сумел проникнуть в сердце народа, он остался накожной болезнью, отвратительной экземой. И мне обидно, что жалкий комедиант Муссолини говорит на том языке, на котором говорили Петрарка и Гарибальди.

 

Мы знаем, что строй народа не случайность. Гитлер родился в Тироле, этот проходимец пришел в Германию как иностранец. Но не случайно ему удалось превратить Германию в кочевую разбойную страну и сделать из миллионов немцев солдат кровожадной мародерской армии. Читая рассказы Мопассана, мы видим, как вели себя пруссаки во Франции семьдесят лет тому назад. Я видел солдат императорской Германии в той же Франции в 1915 году. Мы можем смело сказать, что у гитлеровцев были отцы и деды. Германия, кичливо кричавшая: "Я превыше всего", оказалась в обозе истории. По пути прогресса народы идут не гурьбой, а караваном..."

 

14 июля 1942 года.